Корсунь-Шевченковская битва

К.А. Трескунов

(Из III книги "Записки фитотерапевта" К. А. Трескунова, Москва 2004)

Как быстро пролетают годы. В 1994г., когда исполнилось пятьдесят лет со времени окончания Корсунь-Шевченковской операции, я тоже вспомнил то незабываемое время. И мне, как участнику тех событий, захотелось поделиться своими воспоминаниями с читателями.

В середине февраля 1944г. 109-я танковая бригада 2-й танковой армии выгрузилась на станции Фастов под Киевом и получила приказ с ходу наступать на станцию Оратов. Времени на подготовку не давали. Наша часть была отдохнувшей и доукомплектованной. Танкисты, на новеньких, сверкающих свежей краской, машинах, рвались в бой, им уже надоело быть не у дел, когда кругом воюют. Командирам подразделений задача была поставлена. Мне, как врачу моторизованного батальона автоматчиков, который уже имел боевой опыт, самому было ясно, что нужно делать при наступлении: не отставать, искать раненых, быстро оказывать им первую помощь и, как можно быстрее, эвакуировать их с поля боя в медсанвзвод или другое ближайшее медицинское подразделение.

Чувствовал я себя уверенно, так как в моем распоряжении была новенькая санитарная машина, газик довоенного образца, полный состав медперсонала (фельдшер, санинструктор и санитары). Все были хорошо обучены, многие уже имели боевой опыт.

Наступление вели вдоль оврага, заросшего негустым молодым лесом. Немцев быстро выбили с правого ската, а на левом все еще ползали немецкие «пантеры» и не давали приблизиться к станции. Деревня с редкими домами пустовала. Где были жители, мы не знали. Раненых было много, их быстро погрузили в машину и отправили в медсанвзвод. Назад машина долго не возвращалась. Как потом выяснилось, ее с ранеными отправили сразу в госпиталь.

Раненых по кустам и домам находили все больше и больше. Выбрали пустующий дом, затопили печь. Из сухих фруктов, которые собрали по погребам, сварили компот. Раненые с удовольствием его пили. Для их эвакуации собрали бродячих лошадей, по пустующим дворам нашли сани, упряжки. Легко раненый молодой солдат-колхозник из Молдавии помог нам запрячь лошадей в сани. И прекрасный транспорт был готов. Быстро погрузили раненых в мягкое душистое сено и отправили в тыл. Санинструктору, который должен был сопровождать их в дороге, я строго наказал, как можно быстрее возвращаться назад, так как будут еще раненые и для их эвакуации также потребуется транспорт.

Отправив раненых в тыл, мы двинулись вперед на поиски новых. На душе стало спокойнее. Скоро раненых смогут прооперировать и лечить по всем правилам медицины.

По правой стороне оврага наши танки и мотопехота медленно продвигались к станции. Мы с санинструктором истребительной противотанковой батареи (ИПТБ) и пожилым санитаром-казахом увидели бойца, стрелявшего из противотанкового ружья. Нам тоже захотелось подбить немецкий танк. Через оптический прицел ружья, как в кино, была видна «пантера», ползающая по краю оврага и стреляющая по нашим танкам и пехоте. После нескольких наших выстрелов «пантера» остановилась. Видимо, кто-то из нас попал ей в гусеницу. Но мы, по-прежнему продолжали по очереди целиться и стрелять из-за угла сарая по другим мишеням.

Немцы засекли нас как важную огневую точку и начали об стреливать противопехотными минами. Поняв, что с баловством надо кончать, мы отдали противотанковое ружье солдату, а сами отошли кучкой в сторону от сарая. Однако мины стали рваться все ближе и ближе к тому месту, куда мы отошли. И вот уже одна из мин взрывается между нами. Ударной волной всех разбросало в разные стороны...

Наша «самодеятельность» дорого обошлась нам. Пожилому санитару оторвало ногу по колено. Оторванная часть болталась на куске кожи. Пришлось мне, после наложения жгута, резать кожу садовым ножом, обработанным спиртом, чтобы оторванная часть не приносила напрасных страданий раненому. Санинструктору ИПТБ оторвало большой палец левой стопы. После наложения повязок, шин, жгутов, разыскали для них детские саночки. И повез санинструктор без пальца санитара без ноги. Где они сейчас? Живы ли и как живут?

И вот я оставшись один, пошел по направлению к перелеску. Стоял небольшой мороз, шел снег, сгущалась темнота, приближалась ночь. За перелеском слышались звуки жаркого боя.

Вскоре меня догнали на санях-розвальнях мои помощники - санинструктор и санитар. Проскочив перелесок, мы выехали на большую снежную поляну. Ее пересекали многочисленные сверкающие дуги от трассирующих пуль. Возницу с санями отправили к домам, стоящим в стороне от места боя, а сами с санинструктором перебежками, пригибаясь, сблизились с небольшой группой людей, находящихся посреди поля. Оказалось, что это - командный пункт батальона. В тот момент на нем находились только телефонисты.

Выяснилось, что ровная, как стол, заснеженная поляна пролегла до самой станции, которую должен был захватить батальон. Укрыться было негде. Плотный пулеметный и минометный огонь противника прижал бойцов к земле. Командирам рот и взводов никак не удавалось поднять бойцов в атаку. Тогда комбат майор М.П.Иванов и начальник штаба капитан П.В.Первушин решили сами повести батальон в атаку.

В тот момент, когда мы оказались на командном пункте, они как раз и поднимали батальон в атаку. К сожалению, в первый же момент атаки оба были ранены и атака захлебнулась.

Ползком по снегу, приблизились мы с санинструктором к раненым, разрезали сапоги командиру и рукав начальнику штаба. Наложили повязки и на плащ-палатке ползком потащили их к командному пункту. Связисты помогли донести их до дома, где укрылся возница-санитар с лошадью и санями. Здесь уже скопилось много раненых. Иванова и Первушина занесли в дом, сделали им обезболивающие уколы, ввели противостолбнячную сыворотку, наложили шины. А в это время мой догадливый возница Михаил добыл еще сена и добавил его в сани, чтобы раненым было тепло и уютно. Только отправили командиров, как пришла санитарная машина. Стало ясно, что все нуждающиеся будут эвакуированы. Раненые повеселели, когда узнали, что их отправляют в тыл.

В это время командование батальоном приняли на себя капитан Николай Богдан и заместитель командира батальона Валентин Захаров. Они снова повели батальон в атаку. На этот раз, увлеченные порывом и энергией командиров, бойцы ворвались на станцию. Кровь, пролитая бойцами и командирами батальона, многие из которых были участниками Сталинградской и Курской битв, не пропала даром.

К сожалению, Богдану и Захарову не удалось дожить до Победы. Их ратный путь оборвался в бою за город Яссы. Там они тоже вели в атаку солдат и, когда одного голоса оказалось мало, чтобы поднять их под плотным огнем противника, сами пошли вперед...

Немцы не выдержали натиска наступления с двух сторон и разбежались. Выходившая из окружения дивизия, соединилась с нашей бригадой. С криками «ура», подбрасывая вверх шлемы и шапки, танкисты и пехотинцы радостно обнимались и счастливые расходились, чтобы привести себя в порядок, пользуясь передышкой.

О большой победе было доложено по команде. В адрес командования 109-й танковой бригады было получено благодарственное письмо от вышедших из окружения частей. Это письмо, как имеющее большую историческую ценность, было направлено И.В.Первушиным в Центральный архив Советской Армии.

И вдруг, как ушатом холодной воды, а вернее помоев, облили горячие, воодушевленные успехом завершившейся операции головы. Из Москвы по команде пришел приказ: командира, вышедшей из окружения дивизии, судить скорым трибуналом и расстрелять перед строем офицеров. Не было предела общему возмущению. Звонили командиру корпуса, командующему армией, военному прокурору корпуса, армии. Ото всюду был один ответ: «Ничего сделать не можем». Младшие офицеры, командиры батальонов, командир бригады до последнего момента надеялись на то, что несправедливый приказ будет отменен. Но суд неправый состоялся...

Память о невинно погибшем генерале, выведшем вверенную ему дивизию из окружения, оставила саднящий след в моем сердце на всю оставшуюся жизнь.

К утру, после вывода из окружения дивизии и расстрела ее командира, 109-я танковая бригада получила новый боевой приказ. Нужно было двигаться в направлении Белой Церкви. С утра начало припекать солнце, земля оттаяла и превратилась в густую и липкую грязь. Колесные машины сразу же завязли в ней. Нашим автоматчикам пришлось пересесть на броню танков. Мы видели впереди себя танки, с прижавшейся к их броне мотопехотой, несущиеся по грязи, как катера по воде. И нам, медпункту мотобатальона, никак нельзя было отставать от своих бойцов. Если мы от них отстанем, раненым будет плохо: некому будет оказать им медицинскую помощь. Я сидел в санитарной машине рядом с шофером Лосевым и оба мы чувствовали, что танки с мотопехотой пошли в бой.

Наш санитарный газик, как будто, тоже разделял с нами большую ответственность и наперекор всем законам механики преодолевал все грязевые препятствия. Шофер умело выбирал места между танковыми колеями, по обочинам, внутри дорог и мы чудом продвигались вперед. Этому способствовали легкость и подвижность нашей машины, наличие сильного мотора, устойчивого в работе, несмотря на то, что он часто перегревался. И все же, по грязи, нам приходилось часто перетаскивать ее на руках.

К обеду мы вышли к широкой накатанной дороге на Белую Церковь. Все радовались, что вот-вот догоним танкистов своей бригады. И вместе с тем, нам было немного тревожно и тоскливо. На дороге, по-прежнему, мы были одни. Ни впереди, ни сзади - ни одной машины. Полная тишина. В таком случае не знаешь, правильно ли ты делаешь, что с таким упорством и напряжением пробиваешься вперед. Туда ли ты едешь? Не заехать бы в расположение к немцам! Только следы танковых гусениц как-то нас успокаивали.

И каково было наше удивление и огорчение, когда через некоторое время мы увидели, что наша танковая колонна движется в обратном направлении от Белой Церкви. Значит, начинай все сначала и конца дороги не будет.

Мы съехали на обочину дороги и остановились, чтобы не мешать движению танков. С первого танка, наполовину высунувшись из люка башни, нам замахал рукой в направлении движения колонны командир бригады П.Д. Бобковский. И этот взмах руки славного командира нашей бригады, был для нас как приветствие, как одобрение того, что мы делаем правильно, пробиваясь вперед, стараясь не отстать от танковой колонны. Это придало нам чувство уверенности. Комбриг еще что-то кричал при этом, но за гулом танковых моторов слов слышно не было. Скоро колонна танков бригады прошла мимо нас и скрылась за поворотом дороги, оставляя за собой сизый дым. Прошло еще немного времени и вокруг опять стало тихо.

«Поехали за танками!» - сказал я шоферу. Но глубокая танковая колея в тягучей черной грязи резко затормозила наш порыв и мы вскоре отстали от танков, хотя и были в постоянном движении к нашей цели. Где машина, напрягаясь из последних сил, шла сама, где мы ее толкали, где почти несли. Душа болела, что мы никак не можем догнать танки. Может быть, там уже есть раненые, может быть, они истекают кровью и их надо срочно оперировать. А отправлять их в госпиталь некому и не на чем.

После полудня следующего дня наша славная «санитарка» завязла по «брюхо» в жидкой грязи низины. К счастью, это было всего в километре от позиций, занимаемых бригадой. Мы взяли из машины все, что могло нам пригодиться для оказания помощи раненым и больным, и поднялись, преодолевая грязь, в гору. Бригада держала оборону на высоте, отражая атаки немцев и не давая им возможности вырваться из кольца окружения. Шла Корсунь-Шевченковская операция. Мы этого еще не знали.

Бои шли жестокие, кровопролитные. Было много раненых. Они знали, что нет машин и не на чем их увезти в медсанбат или госпиталь. Поэтому все, кто мог держать в руках оружие, с поля боя не уходили.

Неопределенность с ранеными мешала вести бой в полную силу. Наше прибытие подняло всем настроение. О нем сразу же доложили командиру и начальнику политотдела бригады. Комбриг Бобковский немедленно доложил командиру корпуса, как о большой победе, что теперь у него есть свои врачи. Хотя на тот момент я был единственный врач вообще на весь корпус. Остальные медсанвзводы, медсанбаты и госпитали остались далеко позади вместе с другими тыловыми подразделениями.

Комбриг распорядился послать тягач, чтобы вытащить санитарную машину, а мы отправились собирать раненых. Весь вечер и ночь мы ходили по домам, где они размещались, накладывали повязки, шины, жгуты, делали обезболивающие и противостолбнячные уколы, кормили и поили раненых. Но вот кончился перевязочный материал и медикаменты. Что делать? Я вспомнил, что по пути к бригаде, уже на горе, мы видели разбитую немецкую машину, возле нее валялись бинты и флаконы с лекарствами. Послал туда санинструктора и санитара.

Вскоре они принесли много медикаментов, йода, бинтов и шин. Можно было спокойно работать еще несколько дней. Появилась необходимость в эвакуации раненых. Если раненые долго не отправляются в тыл - в медсанбат или госпиталь - это плохо сказывается как на их здоровье, так и угнетающе действует на бойцов и командиров, которые могут быть ранены и окажутся в таком же положении.

У нас уже был опыт использования бродячих лошадей. И я сделал такое предложение в штабе бригады. По распоряжению комбрига и начальника политотдела была создана команда по сбору лошадей и саней. И вскоре транспорт был готов. Широкие полозья деревенских саней-розвальней не давали тонуть им в густой грязи и на таком транспорте можно было эвакуировать раненых. Эвакуация не быстрая, но зато - щадящая. Наиболее тажелых раненых пристроили на тягаче и подбитых танках, требующих ремонта. Остальные были размещены на санях, на которые предварительно набросали сена и соломы. Раненых отправили утром, когда подморозило и выпал снег. Лошадям легче и раненым веселее.

В следующую ночь, когда сыпал большими мокрыми хлопьями снег и дул холодный пронизывающий ветер, немцы попытались вырваться из окружения в другом месте. Там занимала оборону пехотная часть, без прикрытия бронетехники. Нашей бригаде пришлось срочно идти к ней на подмогу. Санитарную машину мы были вынуждены оставить на попечение шофера Лосева. С ними мы встретились нескоро, за Уманью.

Наша помощь подоспела вовремя. Все атаки врага были от биты. Там, под Лысянкой, и завершился для нас разгром окруженной Корсунь-Шевченковской группировки немцев.

Вот что было записано об этом периоде сражений в летописи бригады начальником штаба батальона капитаном И.В.Первушиным:

«В результате выхода войск 1-го и 2-го Украинских фронтов ва правобережную Украину и их соединения у Звенигородки, в районе г. Корсунь-Шевченковский, оказались окруженными 10 дивизий и 1 бригада противника.

С целью ликвидации угрозы прорыва противника извне к Корсунь-Шевченковской группировке, 109-я танковая бригада, отражавшая атаки противника, была выведена из боя в ночь со 2-го на 3-е февраля. Совершив 150-километровый марш-бросок по бездорожью, она уже к утру 3-го февраля, была сосредоточена в Смильченцах под Звенигородкой.

С 4-го февраля 1944 г. противник перешел в наступление с внешнего фронта, с рубежа Рубаный мост. Новая Гребля с целью прорыва к окруженной Корсунь-Шевченковской группировке.

В тот же день противник прорвал оборону наших стрелковых частей и вышел на реку Гнилой Тикич в районе Кучковка, Косяковка, Веселый Кут.

109-я танковая бригада контратаковала противника, овладела Петровским и Татьяновкой. В боях за Татьяновку смертью храбрых погиб командир второго танкового батальона майор Хомбах.

С 4-го по 11 -е февраля 109-я танковая бригада вела тяжелые оборонительные бои на внешнем обводе окружения, не допуская прорыва противника к войскам, находящимся в котле.

12-го февраля противник крупными силами повел наступление в направлении Рыжовка, Лысянка, Корсунь-Шевченковский. Ему удалось ценой огромных потерь вклиниться в нашу оборону и овладеть рубежом Лысянка-Смильченцы. Здесь контратаками войск 2-й танковой армии враг был остановлен. Одновременно противник пытался встречным ударом из котла в направлении Лысянки вырваться из окружения.

109-я танковая бригада была выведена на Петровское и к началу наступления противника сосредоточилась в районе Джурженцы, Хижинцы, Лысянка с задачей отражения атак противника с внешнего обвода окружения и из котла.

С 12-го по 17-е февраля 109-я танковая бригада вела тяжелые оборонительные бои с противником, прорывающимся из окружения. Особенно ожесточенные бои происходили в ночь с 16-го на 17-е февраля. Противник, воспользовавшись сильным туманом и снегопадом, предпринял последнюю, отчаянную попытку вырваться из окружения в походных порядках. Однако 109-я бригада стала непреодолимой преградой на пути противника, уничтожая его танковым огнем, гусеницами, огнем стрелкового оружия. Только незначительным разрозненным группам противника удалось вырваться из окружения.

17-го февраля с Корсунь-Шевченковской немецкой группировкой было покончено. Войсками 2-й танковой армии было взято в плен 2550 солдат и офицеров противника, захвачено 55 тяжелых танков и орудий.

В этой битве рота капитана Е.П.Богацкого уничтожила 24 танка противника, 18 бронетранспортеров, 17 автомашин, 200 повозок с военным имуществом и уничтожила около 2000 солдат противника. Лично командир роты Богацкий за время боев уничтожил 7 тяжелых немецких танков, 7 бронетранспортеров, 9 автомашин, до 500 солдат. За свой подвиг он был удостоен звания Героя Советского Союза.

В боях смертью храбрых пали командиры стрелковых взводов Левкин и Фроленко, но задача мотострелками была выполнена.

Возле г. Корсунь-Шевченковский после войны был сооружен обелиск, символизирующий соединение двух фронтов, а под Лысянкой на постамент - поставлен танк 2-й танковой армии, напоминающий о проходивших в тех местах сражениях в феврале 1944 г.

Антоновка и Стеблев, Чесноковка и Почананцы, Лысянка и Хижинцы, а также многие другие населенные пункты были свидетелями упорной, кровопролитной битвы, равной Сталинградской и Курской битвам. Воины-сибиряки, 1925 г. рождения, из мотострелкового пулеметного батальона под командованием замечательных офицеров: Богдана, Мамисбедашвили, Левкина, Фроленко, Захарова, Муханова, Зинченко, Дмитриенко и многих других, достойно проявили себя в этих боях и с честью выдержали суровые испытания.»

Нашей 109-й танковой бригаде был дан приказ продвигаться на запад, не давая передышки противнику. Для нас, медиков батальона автоматчиков, средств передвижения, кроме танков, в тот момент не было. Мы все время находились на их броне вместе с мотострелками, располагаясь по бокам и сзади башен. Весь другой транспорт надолго застрял в грязи. Медсанбат, госпитали двигались пешком в полном составе с медикаментами и имуществом где-то далеко сзади. Об эвакуации раненых в тыл, в этот период времени, не могло быть и речи. Раненых приходилось размещать в домах сел, через которые мы проходили.

В конце февраля 1944 г. 109-я танковая бригада с ходу ворвалась в огромное село Маньковка. Немцы выбегали из домов в одном белье, бросая технику. Слышались короткие перестрелки то здесь, то там. Очевидно, немцы решили отдохнуть в этом селе, надеясь, что оторвались от нас. Но не тут-то было. Наступательный порыв бойцов гнать фашистов с родной Украины был настолько сильным, что нам отдых был не нужен.

Автоматчики, под командованием командира батальона Николая Богдана, его заместителей Захарова и Дмитриенко, командиров рот, умело и решительно уничтожали врага. Мы перевязывали раненых, накладывали шины, останавливали кровотечение, делали уколы прямо на улицах. Затем, на себе, на плащ-палатках относили тяжелораненых в теплые и чистые дома. Туда же отводили и легкораненых.

Жители села, как могли, помогали нам: топили печи, готовили пищу и питье. Большую помощь раненым оказала санинструктор Раиса Емельяненко. Она смело, в разгар боя, не страшась пуль, бежала или подползала к раненым, оказывала им необходимую медицинскую помощь. Емельяненко дошла с боями вместе с батальоном до мангушевского плацдарма на Висле. Убыла по беременности в Волгоградскую область. Муж её погиб в боях в Германии.